Вчера президент России Владимир Путин встретился с членами Конституционного суда и обсудил с ними, что важнее: Конституция России или ее интерпретация. Кроме того, на совете по науке и образованию в Эрмитаже, который в эти дни празднует свое 250-летие (по этому поводу вечером здесь был большой прием), он попытался примирить группу поддержки РАН и Федерального агентства научных организаций (ФАНО), противоречия между которыми на вчерашнем заседании приняли драматичный характер. О том, чем они разрешились и кем они разрешились, — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ из Петербурга.

Утро вчерашнего дня в Петербурге Владимир Путин начал с того, что приехал в восстановленный храм Сергия Радонежского в Царском Селе, куда патриарх Кирилл немного раньше привез ковчег с мощами, в свою очередь, Сергия Радонежского. Там, в храме, они и встретились.

В Конституционном суде Владимира Путина между тем который уже час ждали судьи Конституционного суда. Им всякий раз не очень везет: то их встречу с президентом назначат на один день с чтением послания Федеральному собранию, то, как вчера, в какой-то момент покажется, что Владимир Путин вообще не приедет: его так долго не было и впереди у него было столько мероприятий (включая прогулку — а это значит не спеша — по Эрмитажу, участие в приеме по случаю 250-летия Эрмитажа, а также совещание с членами совета по науке и образованию)...— что члены Конституционного суда и в самом деле в какой-то момент, по-моему, расслабившись, перестали ждать от себя исполнения внутренней команды: "Встать, суд! Идет президент!"

Но он пришел и поздравил их с наступающим Днем Конституции. Она, по мнению президента, находится в рабочем состоянии, а миссия Конституционного суда — это миссия хранителя и интерпретатора Конституции. Судьи в этот момент уже имели право растеряться: так хранить или интерпретировать?

Но они не растерялись. Этот вопрос для них давно был решен. В конце концов, текст Конституции хоть и не меняется внешне (за исключением крайне редких случаев вроде объединения Верховного и Высшего арбитражного судов), но постоянно пополняется этими интерпретациями, которые фиксируются в виде отдельных документов. И таким образом, недалек тот день, когда интерпретации, которым сами судьи в дальнейшем следуют как канонической версии, будут перевешивать по смыслу текст самой Конституции.

А может, мы и не заметили, как такой день уже наступил, и 12 декабря теперь является Днем не Конституции России, а Днем Интерпретации Конституции.

Встреча в основном проходила в закрытом режиме, но удалось выяснить, о чем кроме прочего шла речь. Выступавшие судьи высказывали свое мнение о том, как следует относиться к проблеме соотношения национального и международного законодательства. Грубо говоря, нужно ли неукоснительно следовать решению Международного суда в Гааге, который присудил России выплату $50 млрд (к тому же сильно подорожавших) по делу ЮКОСа? Или следует проверить это решение на соответствие Конституции России, которая является основным законом (или уместно его проинтерпретировать)?

По этому поводу, как ни странно, были разные мнения.

Разность мнений российский президент констатировал и на заседании совета по науке и образованию. Заседание проходило в Эрмитаже, что являлось, конечно, прежде всего честью для совета, а не для Эрмитажа (на самом деле после заседания совета здесь состоялся прием в честь музейного юбилея, поэтому, видимо, и решили впрячь в одну телегу коня и трепетную лань).

Владимир Путин во вступительном слове говорил в основном о своем: что "мы столкнулись с определенными вызовами... не буду сейчас говорить... это связано с передачей современных технологий (вернее, с запретом на их передачу. — А. К.)... В ограничениях есть и определенные плюсы: раньше легче было купить технологии, а теперь надо вложить средства, чтобы создать самим".

Членов совета, по-моему, гораздо больше заинтересовало, что он пообещал не сокращать объемы финансирования науки.

А еще больше их, особенно представителей Российской академии наук (РАН), интересовала тема, которая, казалось, должна бы уже выйти из употребления: разделение функций между РАН и ФАНО, созданным для управления ее собственностью и для финансирования академической науки.

Можно было бы сказать, что об этом выразительно говорил президент РАН Владимир Фортов. Можно было бы так сказать, если бы он не говорил при этом так неразборчиво. Он рассказывал, кажется, о полезности РАН: сколько различных учебников подверглось ее экспертизе (похоже, 1144), сколько было проведено научно-практических конференций (еще больше), как удалось вернуть десять крымских институтов в лоно РАН (очевидно, они были утрачены вместе с распадом СССР)...

Удавалось уловить, что Владимир Фортов — за импортозамещение, за создание совместных с Министерством обороны виртуальных научно-технических центров, но в целом слова его были предназначены, как бы сказать, для внутреннего употребления, причем в буквальном смысле.

И вдруг он заговорил про ФАНО, и все стало отчетливо и даже понятно. Рана, вызванная возникновением ФАНО, оказалась незаживающей для Владимира Фортова как президента РАН.

— Да, сказал он, — Академия наук должна отвечать за науку, а ФАНО — за финансирование и распоряжение имуществом. Но это законодательно не оформлено!..— воскликнул Владимир Фортов, и это прозвучало так драматично, как если бы он объявил о приближении астероида, столкновения которого с Землей уже не избежать.

Владимир Фортов честно предупредил о грозящей миру опасности: на деле "РАН может превратиться в клуб, а ФАНО — еще в одну академию".

Вряд ли президент РАН хотел, чтобы Владимир Путин зевнул именно в этом месте. Но вышло это именно так.

Идеальная модель взаимодействия РАН и ФАНО должна, по идее Владимира Фортова, выглядеть так же, как в Большом театре, где "учредитель собственности — Российская Федерация и Минкульт", а балетом и оперой на месте занимается творческий состав театра.

— Подобные вещи надо ввести в РАН, — убежденно сказал Владимир Фортов.

Надо, резюмировал он, законодательно закрепить за ФАНО административно-хозяйственные функции, зафиксировав "принцип разделения компетенций".

— Вот вы провели аналогию с Большим театром, — прокомментировал российский президент, — что творческим процессом в Большом театре руководят на месте. Но у нас примерно то же самое и есть. ФАНО выполняет функцию квазиминистерства. Не очень понимаю, в чем проблема.

Попытался прояснить, в чем проблема, директор Курчатовского института Михаил Ковальчук. Он очень эмоционально говорил о том, что современная цивилизация была построена на узкой специализации научных отраслей, но что междисциплинарные исследования — "вот в чем будущее" и что "та страна, которая это поймет, выиграет XXI век", а пока "каждая наука от другой — за китайской стеной".

— И чем скорее мы завершим реорганизацию тысячи академических институтов РАН в единый комплекс, — неожиданно прикладным образом закончил он, — тем лучше.

Михаил Ковальчук предположил, что "у президиума РАН есть фантомные боли":

— Институты — уже в ФАНО! С точки зрения прогноза и экспертизы РАН должна помогать ФАНО!.. Вы, — повернувшись к Владимиру Фортову, добавил Михаил Ковальчук, — сказали про то, что должен быть "центр компетенций". Но он находится не в президиуме РАН, а в научных советах институтов! Какая компетенция может быть выше этой?! Если мы будем сейчас пытаться решать формальные проблемы, потеряем все!

— Я не согласен со своим другом Михаилом Ковальчуком, — взял слово академик РАН Евгений Примаков.

То есть, с одной стороны, Михаил Ковальчук ему друг, а с другой стороны, Евгений Примаков — академик РАН.

— Он, — продолжил господин Примаков, — по сути, предлагает ликвидировать академию!.. Обстановка должна быть стабильной!..

Академик предложил разделить (уже в который раз) функции РАН и ФАНО, а функции создания междисциплинарных групп по поводу научных проектов передать РАН (хотя эту функцию у нее никто, кажется, и не забирал).

То есть академик Примаков успел и согласиться с тем, с кем поспорил: будущее за междисциплинарной наукой.

И сумел поберечь Владимира Путина:

— Если есть расхождения, не надо загружать и так занимающегося с утра до вечера президента!!

Евгений Примаков, таким образом, прошел по лезвию сильно затупившейся от длительного употребления бритвы.

Директор Всероссийского НИИ сельскохозяйственной микробиологии Игорь Тихонович внес свой неоценимый, а вернее, неоцененный вклад (его выступление, в отличие от выступлений других участников заседания, Владимир Путин не прокомментировал) в развитие темы: функции, которые сейчас выполняет ФАНО ("Мы получаем помощь от него"), раньше выполнял обком партии, и выполнял успешно, оставляя выбор фундаментальных исследований за научными советами институтов.

Вице-премьер правительства Аркадий Дворкович заявил, что об ослаблении роли РАН и речи быть не может и что посыл Евгения Примакова — "это очень странный посыл".

Ректор МГУ Виктор Садовничий на всякий случай назвал все эти проблемы просто "шероховатостями".

Казалось, партия сторонников ФАНО (а такая просматривалась за этим столом) одержала твердую победу, если не нокаутом, то точно по очкам. (Хотя, справедливости ради, если присмотреться, людей с безупречным зрением за этим столом было не так уж много.)

Но так казалось до заключительного слова Владимира Путина. Он сначала повторил то, о чем говорил в начале и что ему было так дорого: "Наши приоритеты в исследованиях должны будут определяться тем, что действительно нужно, и там, где мы можем получить то, что никогда не делали раньше".

А по поводу "развития реформы РАН" вдруг похвалил Евгения Примакова: "Да, надо четко разделить ответственность РАН и ФАНО и вместе с тем определить их общую ответственность":

— Давайте, сначала выйдем на постановление правительства, посмотрим, о чем все договорились (кивнул Аркадий Дворкович. — А. К.), а только потом выйдем на закон — чтоб не курочить его каждый раз.

Таким образом, Владимир Фортов покинул заседание, очевидно, в уверенности, что добился своего и что борьба РАН за ее вечное будущее в отрыве от мрачной действительности в виде ФАНО продолжается.

На самом деле господин Путин, судя по всему, решил не расстраивать академиков лишний раз какими-то резкими словами и нашел дипломатичные: в конце концов, он предложил постановлением правительства зафиксировать статус-кво.

А вот чего Владимиру Фортову действительно удалось добиться, так это по-настоящему принципиальной для академиков и членкоров вещи: президент пообещал им увеличение ежемесячных денежных выплат.

Во-первых, они этого заслуживают.

Во-вторых, так им легче будет примириться с мыслью о том, что ФАНО из их жизни уже никогда и никуда не денется.

Коммерсантъ